В прошлом номере газеты мы опубликовали первую часть воспоминаний Анастасии Николаевны Жерновой (Никитиной), уроженки деревни Петрушино, нашей с вами землячки. Рассказ о её довоенном детстве, о её малой родине, о тяжелейших днях войны получил широкий отклик и вызвал огромный интерес у наших читателей. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию вторую часть воспоминаний.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАЧАЛО ВОЙНЫ
ИЮНЬ 1941-го
В 1941 году я закончила четвертый класс и перешла в пятый. Двадцать второго июня объявляют войну! Разом рухнули все мечты, не стало радости... Жизнь пошла в страшных ожиданиях и тревогах. Поступали сообщения об отступлении наших войск и наступлении фашистов. Через родное наше Петрушино пошли и поехали беженцы, гнали стада животных. Днём беженцы проходили почти непрерывным потоком на северо-восток. Несчастных коров некому было доить. Просили местных жителей, чтобы помогали выдаивать, даже разрешали доить прямо в землю, лишь бы не погубить животных. Сами жители Петрушино ехать никуда не собирались, как будто их война не касалась. Наш папа считал так: Ленинград ни за что не сдадут, и нам незачем уезжать. Правильно, Ленинград не думали сдавать, но из газет мы узнавали, что немцы подбираются всё ближе и ближе. Это было хорошо видно по колоннам беженцев, по частым налётам самолётов — беспрерывно шли воздушные бои. Как только налетали самолёты, жена нашего дяди Гриши, папиного брата, хватала сынишку Толика двух лет и бежала к нам в большую семью. Говорила, что так умирать будет менее страшно.
СПАСИТЕЛЬНЫЙ ОКОП В КОСОГОРЕ
30 августа 1941 г. немцы обошли Ленинград и пожаловали к нам. Уже совсем рядом фронт, а наши родители на работе. Первым прибежал отец и стал рыть окоп в косогоре у самой Невы. Потом прибежала мама из больницы и сказала, что в больницу таскают раненых, а разговор не на русском языке. Скоро стали собираться: с печки и кашу – в сумку, всем по узлу и бегом к берегу, в баню, рядом с которой отец рыл окоп. У нашего нового дома отступающие оставили машину-полуторку, сами убежали. А мы решили пообедать, пока щи и каша не остыли, но не тут-то было! Загремело, засвистело, затряслось, загорелось!!! Мы всё бросили и ползком в окоп. Хорошо, что перед боем старшая сестра успела сбегать на колхозное поле за огурцами и набрать два ведра. Эти огурцы и полкило хлеба — вот всё, что нам удалось взять с собой в окоп. Отец с Марией остались в бане, а мы, дети и мама, все поползли в окоп. Пули свистели и с каким-то мяуканьем тут же рядом разрывались. Огонь был перекрёстный, т.е. стреляли со всех сторон и наступающие, и отступающие. Папа из предбанника кричал: «Плотнее прижимайтесь к земле, бойтесь!» Слава Богу, никого из нас не убило и не ранило. Так мы оказались в наскоро выкопанном окопе вшестером: мама с двумя младенцами, 9-летний и 15-летний братья и я (11 лет).
Ночью бой затих. Мы сильно тревожились за отца и сестру. А вдруг они убиты?! Утром прибежали папа с Марией — живы! Радость-то какая! Ночью в бане они услыхали немецкую речь. Отец спрятал Марию под полок, а сам в страхе ждал, что будет. Вдруг — штыком в окошко и вопрос «Русь, сольдат?» Папа ответил, что он не военный. Папа самостоятельно изучал немецкий язык — немного понимал и говорил по-немецки. Солдаты вошли в баню, увидали домашний скарб, расспросили, почему один. Отец ответил, что семья в окопе. Немцев было пятеро. Вскоре они ушли. На рассвете отец вышел на двор, а перед ним, как из-под земли, вырос русский солдат. Отец ему рассказал про ночное происшествие, и солдат сразу же доложил обо всём командиру, оказавшемуся рядом. Наверное, ночью была немецкая разведка.
В АДСКОМ ПЕКЛЕ
Наш окоп в косогоре и вход в него был виден с противоположного берега Невы. Наверное, наши его приняли за немецкий и в него целились. Поэтому мы перебрались в другой окоп, который вырыли неподалёку наши соседи. Набилось в него, кроме нас, ещё человек 10-12. Немцев на правом, противоположном от Петрушино берегу не было. Папа решил осмотреть наш, левый берег, опёрся об меня рукой, и у него под рукой, почти под мышкой, пролетела разрывная пуля. Опять смерть миновала. По косогору прибежали к нам дядя Гриша с женой, сынишкой и соседи. Предложили вместе с ними бежать в лес. Родители отказались. А они недалеко убежали. За нашим огородом они лежали убитыми — все девять человек.
Дом наш в Петрушино горел первым. Наверное, отступавшие подожгли машину, что была брошена рядом. А от машины сгорели и старый дом, и новый. Наш новый дом был готов перед самым началом войны. Мы в него все силы и средства положили, а жить не пришлось. Собирались к зиме перебраться, а переселились в окоп. В окопе было тесновато, находиться в нём можно было только в сидячем положении. Иногда из-за тесноты мы роптали друг на друга, а как начиналась тьма кромешная, затихали. Тряслись в страхе. Окоп был по форме «зет» с двумя входами с двух концов. Рядом с окопом вырыли яму, куда ходили в туалет. Однажды в эту яму попал обгоревший баран с лопнувшими глазами. Он потому и оказался в яме, что был слепой. В 10-15 шагах от окопа стояла наша баня, в ней мы оставили свои кое-какие пожитки. В сумерках мама пошла в баню забрать что-нибудь из вещей, а, главное, нужен был керосин — варить на керосинке барана. В бане оказались немцы. Они позволили маме всё брать, но не керосин. Мама ушла, а немцы облили баню керосином и сожгли.
Барана ели все обитатели окопа прямо сырым. Берег был заминирован, воды тоже не взять. Пить хотелось и еды. Во время затишья мы с братом Мишей решили сходить на свой огород за овощами (урожай с огорода был не убран). Только вышли из окопа, сигнал – ракета, и мама не пустила нас. Тут такое началось!!! Если бы пошли на огород, то, наверное, не вернулись назад. Позиции военных очень часто менялись: то немцы, то русские. За время, что мы сидели в окопе, Петрушино раз 7-8 переходило из рук в руки. Бои шли страшные, сильные. У входа в наш окоп пристроился пулемётчик, строчил под самым ухом. Русские били по пулемёту, снаряды рвались над головой. Осколки залетали в окоп. Слыша, как раздавался выстрел, быстро считали — на счёте «21» снаряд разрывался у нашего окопа. Всем нам было очень-очень страшно. Пулемёт строчил, снаряды рвались, и как раздавался выстрел, считали и ждали, что это смерть. Все молились, все плакали, тряслись от страха. У меня свело зубы. Мы, дети, хором просили Господа, чтобы он нас спас, обещали, если будем живы, быть хорошими, любить друг друга. Мы уже не плакали, а выли. Думаю, наша молитва общая дошла до Бога.
Вдруг затих пулемёт, перестали рваться снаряды – пулемётчик погиб. Вражеских самолётов налетало 70 и более. Папа считал, досчитывал до 70 и больше и сбивался. И в каждом из них не по одной бомбе. Такие «гостинцы» везли на Ленинград. Наши истребители их не пускали, и что же творилось?! Горели земля и небо, и так мы в этом адском пекле прожили около двух недель: почти без пищи, без воды — на свежих огурцах и несчастном баране. Заходили один раз немцы к нам в окоп, но не угрожали, а говорили: «гут-гут, Сталин капут». А если мы будем прятать русских солдат, то и нам будет «капут». Среди нас была одна соседка головой не здоровая, агрессивно настроенная против немцев. Когда они заходили в окоп, она не узнавала, кто это: немцы или русские? Ей говорили, что «свои это», а иначе — нам всем не жить. И так страху натерпелись, а тут ещё непредвиденная опасность. До сих пор прихожу в ужас, когда думаю, как можно было выжить в этом кромешном аду?!
Фото: мойполк.ру
Продолжение следует…
