Книгу с таким названием в начале сентября презентовали в Гатчине: рассказы ветерана спецоперации и писателя Александра Смирнова — подлинные истории о подвигах животных на фронте. Доброволец с позывным Шарик, боевой крыс Соледара и медведь-танкист — этот пушистый десант и, правда, служил или до сих пор воюет в рядах российской армии.
В марте 2023-го писатель из Тосненского района Александр Смирнов и сам отправился на спецоперацию, туда, где до сих пор скитаются сотни брошенных диких и домашних животных, которых, сбегая, не успели расстрелять нацисты. А вернувшись, не смог об этом не написать.
В первый сборник о животных-добровольцах вошли 3 рассказа. Возрастной ценз 6+. Тираж издания — 1000 экземпляров. Совсем скоро книги появятся в библиотеках Ленобласти, в том числе и школьных.
Александр любезно разрешил нашему изданию опубликовать эти рассказы с рисунками Оксаны Хейлик.
Три танкиста … и медведь
Кинбурнская коса — самый южный участок фронта СВО. Фланг позиций частей русской армии упирается в прибой Черного моря с разрушенным памятником генералиссимусу Суворову, установленный в память его побед во время русско-турецкой войны. Фронт развернут к Днепру, в окуляры биноклей, да и без оптики, видны в туманной дымке силуэты Очакова — еще одного города русской воинской славы.
А вот за позициями добровольцев-казаков распахнулись красоты черноморского заповедника, прекрасного в своей природе даже несмотря на уродство войны. Когда наши части выбили противника за Днепр, освобожденными от нацистов оказались и питомцы двух частных зоопарков, двух страусиных ферм, двух конно-племенных заводов. Да и на территории усадеб киевских олигархов, которые настроили замков в природно-охранной зоне Черноморского заповедника, оказалось немало животных, завезенных издалека для потехи феодалов ХХI века.
Зря думаете, что защитники миллиардов Зеленского гуманно пощадили хотя бы братьев наших меньших. Ничуть! Сбегая, посланцы «цивилизованной Европы» в спешке расстреливали беззащитных львов, тигров, медведей, енотов, запертых в клетках. Но фронт откатился на запад… И уцелевшие после расправы звери доверчиво, особенно детеныши, льнули к нашим бойцам. И суровые воины млели, как первоклассники в зоопарке, когда к ним в ладони смиренно утыкалась мордочка котёнка-львенка, нос собаки, брошенной хозяевами, или устраивался поудобнее в блиндаже симпатичный енот. До сих пор по улицам полупустого поселка Покровское бродит более 500 голов красавцев коней, а страусята эму были домашней птицей казачьего батальона. По лесам и чащам заповедника Кинбурнской косы бродит тигренок, а по глади озер в ближнем тылу скользят черные и белые лебеди. Зверей, примкнувших к добровольческим подразделениям, зачисляли четвероногими и хвостатыми добровольцами.
НЕСТОР, военкор казачьего батальона «ДОН»
Доброволец МИХАЙЛО ПОТАПОВ
— Коньяк? — Я! — Сникерс? — Я! — Волк? — Я! — Заяц? — Я! — Лелик? — Я! — Болек? — Я! — Лис? — Я!
Это командир перед строем добровольцев проводит перекличку личного состава. На фронте СВО воюют не под фамилиями, а под позывными. И вдруг, могучий бородатый командир широко улыбается, как именинник, и окликает: «Доброволец Михайло Потапов!»
Вместо молодецкого «Я!» в ответ звучит урчание, рычание, и из строя высовывается бурая мордашка медвежонка со шлемом танкиста на мохнатой голове. Звучит команда — «По машинам!», косолапый танкист быстрее всех прыгает в люк танка Т-72 и привычно замирает на своем боевом месте — у кресла командира боевой машины. И готов к бою, будто собрался мстить нацистам за убитую мать.
Медведицу-мать застрелили автоматной очередью, а на медвежат фашисты не стали тратить патроны или время. Бурые малыши сначала в ужасе от стрельбы и рева двигателей прятались за тушей мертвой матери, а потом отважились вылезти из распахнутой клетки и разбрелись кто куда. Вскоре к территории разгромленного зоопарка подъехал наш танк. Бойцы вылезли осмотреть местность и застыли в ужасе от жуткого сафари сторонников «европейского пути развития». И не заметили, как в распахнутый люк юркнул мохнатый гость.
Командир танка сразу хотел выдворить его обратно, но малыш, будто человеческий детеныш, доверчиво ткнулся большим черным носом ему в грудь и, как будто захныкал, заплакал, словно жалуясь человеку на свою горькую сиротскую судьбу. И дрогнуло сердце командира. Подумав, танкисты решили так: если в польской армии в годы второй мировой войны сражался с фашистами Танк Т-34 с четырьмя танкистами и собакой, то почему сейчас не могут три танкиста, три веселых друга, бить фашистов ХХI века вместе с медведем? Ведь бурый медвежонок, по сути, это большая лохматая собака. И знали, что в экипаже другого танка верно служит пес, оставшийся без хозяев в освобожденном селе. Правда, собачьей кличкой Шарик медвежонка не обозвали, косолапого танкиста решил величать по «имени и фамилии». Люди воюют под позывными, так пусть хоть у одного члена экипажа имя и фамилия будут.
Сначала добровольца «Михайла Потапова» прятали от начальства. Но бурая голова в шлеме танкиста, с черным носом и двумя бусинками умных глаз, «не вовремя» высунулась из люка механика-водителя, ошеломив и развеселив командира батальона. И медведь стал легально служить в танковых войсках русской армии. Правда, вскоре с фронта Кинбурнской косы танкисты ушли на север и прошли боевой путь по многим сражениям СВО.
Сокол Казачьего батальона
В казачьем батальоне «Дон» случился пернатый «сын полка», прославивший подразделение в прессе и превратившийся в желанного жильца многих патриотов в тылу.
Сокол КЕША, он же СВЯТ
Казачий патруль, двигаясь по Черноморскому побережью, наткнулся на необычного местного жителя: тщетно пытаясь взлететь, прыгал на камнях сокол. То ли осколок рассек крыло, то ли камнем попали, но взлет никак не получался. Боец с позывным «Лаванда» сбросил с себя бушлат и, обернув в нее возмущенную птицу, принес в расположение. Крыло подлечили, но летать сокол уже не смог, став навечно пехотинцем. Остряки дразнили бойцов подразделения операторов БПЛА батальона: «Вот подлечите, будет вам разведчик-беспилотник!». А Кеша — такой ласковый позывной дали добровольцы своему соколу — стал всеобщим любимцем. Ежедневно величавая птица царственно принимала банку тушенки из рук санинструктора, ставшего куратором нашего «пернатого беспилотника». Но сокол же — хищник: ему живое мясо подавай! Кто-то из поклонников стал ловить и носить ему живых мышей. Казаки волновались: вдруг часть срочно уйдет, а Кеша не щенок и не котенок — за пазуху не сунешь. Птица-хищник! А без людей уже пропадет.
Дали знать начальству. Оно возбудилось, вспомнив, что такие соколы некогда восседали на руке князей еще Киевской Руси! И вообще, соколиная охота — дело царское. Простецкого Кешу повелели срочно переименовать в аристократичного Свята и сначала опубликовали о нем статью в ростовском издании газеты «Аргументы и Факты»: мол, кто готов принять на жительство фронтовика-сокола Кешу, он же Свят? За птицей выстроилась очередь будущих хозяев — от частных лиц, представителей казачьих и женских организаций до Калужского центра орнитологии. Грозились приехать даже со съемочной телегруппой 1-го канала. Соколу-фронтовику грозила всероссийская слава!
Но наш пернатый однополчанин, будто почувствовав грядущую разлуку с казаками, вдруг перестал принимать пищу. Сидел, печально нахохлившись, в уголке своего просторного «аквариума» (бывший до войны книжным уличным киоском), только изредка пил воду. А наутро санинструктор с позывным «Чкалов» обнаружил сокола мертвым: будто птица почуяла грядущую разлуку с казаками.
ШАРИК Кинбурнской косы
Грохот автоматных и пулеметных очередей, тугие хлопки минометных разрывов глохли вдалеке. Выбиваемые с Кинбурнской косы подразделения ВСУ, огрызаясь огнем, драпали к Очакову, следом шла цепь добровольцев казачьей бригады Дон, осторожно осматривая улицы и дворы некогда роскошного курортного поселка в Николаевской области.
Помните первую серию советского кинофильма «Неуловимые мстители»? Как красные партизаны-юнцы бегали по плавням и мелководью Днепра? Вот какая она — Кинбурнская коса, словно кривая турецкая сабля, вспарывающая гладь Черного моря и волны Днепра. В эпоху СССР там вырастили богатый заповедник с лесами ценных пород дерева, с тихими зеркалами озер. А после 1992 года на заповедных землях, словно чирьи, выскочили замки и дворцы аристократии конца ХХ — начала ХХI века: «баронов» эстрады, «князей» бюджетного воровства, «графов» ссудного процента… При приближении частей русской армии охрана замков и поместий бежала быстрее своих хозяев, бросив на произвол судьбы не только «мерседесы» во дворах, паспорта граждан УНР на столах и фотографии предков на стенах, но и тех, кого считали любимцами, членами семьи. Осиротевшие кошки и собаки ластились к людям в военной форме с надеждой на добрую руку и кусок из банки армейской тушенки. Домашние питомцы в погонах и в шевронах на рукавах не разбиралась: для них это все были люди. Оказалось — нелюди.
Живая минная ловушка
Группа прочесывания из бригады «Дон» осторожно вошла во двор одного из дворцов бежавшей эстрадной российско-украинской певицы и замерла. Прислушались: откуда то, словно из-под земли, слышался то ли скулеж, то ли плач ребенка. Вошли в глубь двора. И увидели, как в подвальном окне за толстой решеткой мечется, не сводя умоляющих глаз с людей, красивый пес породы восточно-европейской овчарки. Глаза его молили о спасении. Увидев людей, узник подвала вновь тихо и жалобно заскулил. Двое бойцов сразу бросились к железной двери подвала.
— Назад! — рявкнул ротный с позывным «Назар», служивший не первую войну. — Сначала саперы!
Из красавца-овчара нацисты, отступая, соорудили живую минную ловушку, заминировали дверь у запертой собаки, оставив ее без еды и воды. Расчет их был точен и циничен: не важно кто — боец ли русской армии, выбравшийся из подвала местный мирный житель, ребенок — любой, в ком бьется доброе сердце, поторопится освободить хвостатую пленницу… И рванет за ручку двери, которая была замкнута на фугас большой мощности. Грянул бы такой взрыв, что не осталось бы ничего ни от спасителя, ни от собаки.
Саперы справились быстро, и вскоре освобожденный пес жадно лакал воду из армейской фляги, прямо из ладони бойца. Он то торопливо пил, то поднимал голову к своим спасителя и карими глазами словно спрашивал: «А вы меня не обидите? Не бросите?».
Напившись, пес в мгновение ока опустошил раскрытую пред ним банку тушенки и, совсем обессилев от пережитого, положил голову на берцы своего главного спасителя.
Доброволец с позывным «ШАРИК»
На СВО бойцы воюют не под фамилиями, а под позывными. В строю стоят «Коньяк», «Сникерс», «Харон» и даже «Ленин»! Спасенный овчар тут же был зачислен добровольцем в казачью бригаду, но вот под каким позывным? Кличку, которую ему дали еще щенком бежавшие хозяева, никто не знал. Пришлось новым «родителям» песика придумывать ему новый позывной. Думали недолго. Оказавшись в расположении части, хвостатый новобранец резво вскочил на броню и обнюхал ее с таким видом, будто хотел сказать: «Конечно, это не Т-34, но ничего — тоже боевая машина!». И тут у многих бойцов будто «щелкнуло» в памяти детство: пес был, как две капли воды, похож на главного героя польского телесериала «Четыре танкиста и собака». И хотя в танке Т-72 не четыре члена экипажа, а три, овчару тут же присвоили позывной в память о мохнатом киноартисте ХХ века.
Хотя и остался служить доброволец «Шарик» не в танковых войсках, а в казачьей пехоте, бойцом он оказался справным. Ночами заступал в караул, укладываясь у ног часовых. Каким-то удивительным чутьем различал своих и чужих. «Наш Шарик любую диверсионно-разведывательную группу за версту учует. И облает!» — не сомневались бойцы. Шарик обладал тонким нюхом, различал, будто по запаху, определяя опасность от боеприпасов. Может быть, он запомнил аромат тротила той мины, которой готовились его убить фашисты?
Со стороны Очакова на позиции батальона добровольцев летели мины почти беззвучно, чуть шелестя в воздухе… Шарик чуял обстрел и лаял, предупреждая о тревоге за несколько секунд ранее, чем мины слышали бойцы. Но вот одна из мин хлюпнулась в грязь и, не взорвавшись, затаилась. Пока по телефону вызывали саперов, Шарик выскочил из укрытия и, не слушая окриков, подбежал к мине. Понюхал, покрутился и беспечно лег рядом. Когда саперы мину разобрали, то вместо взрывателя обнаружили в ней маленькую записочку на русском языке. Всего два слова: «чем можем». Как пес унюхал, что мина кастрированная, без взрывателя?
За други своя
Дроны-беспилотники как разведывательные, так и ударные, с боеприпасами, кардинально изменили тактику боевых действий на суше, на море и в воздухе. Бой стал походить на «стрелялку» в компьютерной игрушке, оператор БПЛА через прицел видеокамеры видит противника и уничтожает его одним нажатием копки на клавиатуре пульта управления. Он убивает одним движением пальца, в буквальном смысле слова.
У нескольких «пап» Шарика заканчивался контракт, и в блиндаже шли споры: куда поедет жить всеобщий любимец батальона, когда «уйдет на дембель»? Овчаренка ждали семьи бойцов на Сахалине, в Москве, в донской станице и в Крыму. Пес, слушал эти споры, лежал и молчал, умными глазами вглядываясь в лица своих спасителей, будто хотел предсказать: мне не суждено отсюда уехать, с земли, где я родился, где меня предали и снова полюбили.
Накануне ничего не предвещало беды: мирно потрескивали поленья в печурке офицерского блиндажа, гудел генератор, сияла лампа. Шарик, будто завороженный, смотрел за танцем моего карандаша на бумаге в блокноте на офицерской планшетке, разлегшись между ручным пулеметом и гроздью свисавших с гвоздей автоматов. Лишь шевелил ушами при рокоте близкой канонады. Увидев, что два товарища взяли оружие и собираются выйти наверх, вскочил. Вытянулся, разминая мышцы. И бросился за ними, выскочив в проем выхода. Как оказалось — навсегда.
В ослепительно солнечно-голубом небе Кинбурнской косы появился вражеский беспилотник. Парил в вышине, словно черный коршун, выискивая жертву. Шарик с двумя бойцами как раз двигался по позиции, петляя между давними воронками. Дрон-камикадзе спикировал точно, ударившись о землю в паре шагов от тел бойцов. У Шарика было две секунды, не больше, чтобы совершить подвиг: он схватил зубами дрон и успел спрыгнуть с ним в глубокую воронку рядом.
Оглушенные близким взрывом, но живые бойцы склонились над дымящейся воронкой. От их спасителя не осталось ничего, что бы можно было бы похоронить и дать три залпа над могилой добровольца с позывным «Шарик». Пес слово бы отблагодарил своих спасителей за прошлое спасение его самого.
«За други своя живот положивши» — древний закон русской рати. Он и для пса закон, если овчарка — воин.
Атеист и крыска ЛАРИСКА
На фронте атеистов не бывает. Впрочем, нет, был один: сражался под Соледаром в казачьем батальоне «Енисей». Когда товарищи склоняли головы в молитве Богу, он лишь с иронией усмехался.
«Я только тогда поверю в существование всевышнего, — объяснял он свою философию сослуживцам, — когда передо мной упадет дрон-камикадзе. И не взорвется! А без этого доказательства все ваши богуслужения мне не указ!».
Боевой позывной у этого добровольцы был иной, но прозвище «Атеист» к нему «прилипло» намертво. Крепче, чем клей «Момент». За его спиной даже пари заключали: сколько времени он успеет провоевать живой и здоровый? Атеист про это знал и лишь горделиво расправлял плечи.
Не поверите, через двое суток после своего богоотрицательного меморандума, озвученного Атеистом на передовой, он нес дозорную службу. На него спикировал дрон-камикадзе — беспилотник, несущий боевой заряд. По сути, это радиоуправляемый снаряд. И буквально в паре метров выше головы Атеиста в маскировочной сети запутался такой же дрон-камикадзе. И не взорвался! Видимо, сети повредили контакт управления оператором, и команда не взрыв не сработала. А если бы сработала… Одним атеистом стало бы меньше. Впрочем, чудом спасенный боец атеистом быть перестал и уже молил Бога о ниспослании ему на фронт ангела-хранителя.
И получил желаемое: правда, в таком образе, что был обескуражен. Господство в воздухе беспилотников противника смело все прежние требования и воинские уставы, бытовавшие еще с эпохи войн ХХ века. На передовой не видно траншей, отрытых в полный профиль, которые мы привыкли видеть в фильмах про первую и вторую мировые войны. Сколько не натягивай над ними маскировочные сети, раньше или позже, но такие позиции будут обнаружены и накрыты. Поэтому перед полосой противника бойцы лежат в норах, лишь на время отдыха отходя в блиндажи. И вот, к бывшему Атеисту прибилась здоровенная крыса. Уже вздрогнули? А бывший Атеист нет. Крыса уставилась на него своими умными глазками-бусинками, будто чего-то ожидая. На брошенный ломоть мяса из банки тушенки и сухарь внимания не обратила. Боец встал с лежбища и потянул за собой лежак. Под пенкой копошилась мышиная рать. Десятки, сотни мелких дальних родственников крысы заполонили боевые позиции, грызли пенки для лежания, у спящих бойцов на руках сгрызали перчатки, попутно прихватывая кожу зубками. Грызли провода телефонной связи. Прогрызали брезентовые мешки с песком, которыми укрепляли позиции. Открытыми сухари, да и любую еду надолго было нельзя оставить — ее сразу же уничтожали серые дармоеды. Ничего не помогало.
И вот явился крыс. Он юркнул на место лежанки бывшего Атеиста и началась для мышей Варфоломеевская ночь: кто успел — сбежал, кто нет, того крыса съела. Потом зверек-мышеед навестил блиндаж. Видимо, у мышей есть свой «телеграмм-канал» по которому Мышиный король отдал приказ: «Срочная эвакуация!» И все — ни одного мыша больше в блиндаже не видели. С тех пор крыса была зачислена в списки добровольцев и начала свою службу. И не только тыловую. Известно, что корабельные крысы чуют грядущую гибель корабля и покидают обреченное судно. Но это флотские крысы. Армейский крыс из казачьей пехоты под Соледаром чуял грядущий артиллерийский обстрел или налет беспилотников и за несколько минут до его начала начинал громко пищать и метаться.
Почему-то все решили, что раз «крыса» — слово женского рода, то и голохвостого добровольца назвали Лариской — в память о подружке-старушке Шапокляк из советского мультфильма про Чебурашку. Хотя некоторые добровольцы считали, что крыс — боевой мужик! Хотя, кто там мог определить пол грызуна, который каждый раз сопровождал своего хозяина бывшего Атеиста на боевые позиции. Отвоюют оба рядом и возвращаются в блиндаж. Крыска Лариска на правах равного бойца подразделения, вернувшись в блиндаж, первым делом, обходила все закоулки, уничтожая мышей-разведчиков. И уже потом крыс усаживался у стола, расправляя розовыми пальчиками свои усы. «Ну, точно крыс-казак! — смеялись бойцы. — Вон и усы у него!». И по-прежнему игнорировал любое угощение с человеческого стола: «Что вы мне протягиваете вашу тушенку? — будто насмехался его взгляд. — У меня полно свежего мышиного мяса!»
Атеист перестал им быть и уверовал, что, пока рядом с ним крыс, он будет не вредим. Так и произошло. Отслужив положенный срок, он уехал домой верующим, православным человеком. А крыс, или крыска Лариска, остался служить в казачьем подразделении под Соледаром, очищая блиндажи от мышей и оберегая от смерти другого героя.
