Мы продолжаем публиковать воспоминания Анастасии Николаевны Жерновой (Никитиной) уроженки деревни Петрушино, нашей с вами землячки. Рукописи этого семейного архива некоторое время тому назад по счастливой случайности оказались в руках Юрия Ивановича Егорова, краеведа, который много лет изучает историю города Отрадное и его окрестностей. Рассказ Аси о своём довоенном детстве, о своей малой Родине, о тяжелейших днях войны Юрий Иванович любезно предоставил редакции газеты.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. «НА ОЧЕРЕДИ»
ОЛЕЧКА ТЕПЕРЬ БЕЗ МАНЕЧКИ
В марте 1943 года из Славковичей пришла одна женщина и сообщила, что мою старшую сестру отправляют в Германию, что она находится на бирже труда… Я сразу же к ней побежала, разыскала её, простилась. Это была трагическая сцена, я расставалась с ней навсегда. Я её теряла, не думала больше свидеться. Мне было её очень-очень жаль — она недавно стала на ноги без пальчиков. Как она будет работать в Германии? Наплакавшись и распрощавшись с сестрой, я возвратилась в Козибор к старосте, у которого была «на очереди». Никто меня тогда не мог успокоить. Я до сих пор без слёз не могу вспоминать наше расставание. Какая это была душевная боль!
В конце марта деревню заполонили немцы. Пронюхали, что в Козиборе бывают партизаны, а ведь через Козибор — большак Порхов-Остров, по нему курсируют немцы. Меня староста назначил на кухню, чистить картошку. Три дня я у немцев чистила картошку. Добрый повар угостил меня конфетами «бон-бон», я их вместе с другими гостинцами снесла в больничку. Олечка теперь без Манечки (Марии) скучала ещё больше, ждала меня. Все девочки меня окружали, прижимались, а Оленька ревновала: «Это моя сестричка, она ко мне пришла!» Всех их, пять человек, покормила, угостила «бон-бон». Это было диво-дивное — конфеты! Медсестра Дана сказала, что ей пришло письмо из Германии от Марии. Мария писала, что по приезде в Германию сначала была в лагере, откуда её забрал фермер в помощь по дому своей жене. Хозяева оказались добрыми, очень её полюбили. У них четыре сына, все взрослые, один из сыновей живет с ними. Они её жалеют и берегут. Слава Богу! Он милостив к моей сестричке, и я успокоилась с надеждой на будущую встречу после войны.
В НЯНЬКАХ
У Таисии, в доме которой я в те дни находилась «на очереди», было двое маленьких детей: старшему — два года, младшему и года нет. Она просила старосту, чтобы он не назначал меня на кухню, потому что она оставляет меня у себя нянькой. Я полюбила Таисиных мальчишек, особенно старшего — Лёнечку. Он был внебрачным ребёнком и в большой семье Таисиного мужа (сам он был на войне) был как бы отвергнут, поэтому у меня к нему было особенное отношение – и жалость, и любовь. При этом он будто бы всё понимал, был очень спокойным, послушным, красивым ребёнком. Где он? Как сложилась его жизнь?
У Таисии жила пожилая беженка из Петергофа. Она тоже работала у немцев на кухне. По вечерам немцы приходили к нам в качестве ухажёров Таисии и Пани, и я была невольным неугодным свидетелем их встреч. Когда немцы в конце мая из деревни уехали, эта Паня-беженка подговорила Таисию отказать мне в работе. Чтобы жить у Таисии, пообещала, что она будет нянчить её детей. Когда я получила отказ, то есть меня «уволила» хозяйка, я очень расстроилась.
«С РУЧЬЯ В УСЛУЖЕНИЕ»
Все уже набрали нянек, а мне не хотелось быть иждивенкой, и я со слезами и горем пошла к тёте Дусе Оричевой. Её дома не было — ушла на ручей полоскать белье. Я побежала за ней на ручей. Тетя Дуся посочувствовала мне, но обрадовалась, что я не буду жить с этими морально неустойчивыми женщинами. Предложила вместе с ней ходить на рынок в Псков (50 км) и Порхов, носить яйца, а оттуда — сахарин, краски для окрашивания льняной и шерстяной пряжи, разносить по деревням и этим жить, как живет она. А жить предложили мне пока у неё. Я согласилась, успокоилась. У того ручья стоял домик небольшой, а на крыше работал Виктор, хозяин этого домика. Виктор являлся деверем Таисии. Мимо нас прошла старушка и спросила, где живёт Виктор Петров. Он сам услыхал и спросил, зачем он ей нужен. Старушка ответила: она пришла предупредить, что Оля к ним не вернётся, а будет нянчить детей в другой деревне. Виктор заругался — в самый разгар работы на земле от него ушла нянька, а у него двое детей, как быть? Тетя Дуся не растерялась и предложила меня. Он ответил: «Она же у Таисии в няньках». «Таисия твоя, стерва, отказала девчонке, сдружилась с Паней, обе гулящие! Зачем ей с ними жить?» — возразила тетя Дуся. Как же повезло! Прямо с ручья я пошла в услужение. Как говорится, с корабля на бал. Счастье-то какое! Бог помог и добрые люди! Договорились так: мальчика будут на день уводить к тёще, а с девочкой, меньше года, буду я нянчиться. Родители молодые, обоим по двадцать лет, я для них как младшая сестрёнка. Доченька у них хорошая, спокойная, поэтому я успевала ещё делать уборку. Домик небольшой, одна комната с русской печью. Зажили дружно. Хозяева мною были довольны: дети в порядке, в доме порядок, и мне хорошо.
МОЯ ОЛЕНЬКА
Но недолго продолжалось моё житьё. Прошло полторы-две недели, как слышу под окном: «Тыррр...». Вижу, остановилась подвода, на телеге девочка сидит, а извозчик кричит: «Здесь живет Никитина Анастасия? Встречай сестрёнку!» Я была в смятении, плакала от радости, что мы вместе, и от горя: как нам теперь жить? Моей Оленьке не было и четырёх лет, за ней требовался уход, а я сама «на птичьих правах». Вечером пришли хозяева, увидели незнакомого ребёнка, и Виктор спрашивает: «Чей это ребёнок?» «Моя сестрёнка, её привезли из Славковичей» — ответила я. «Не было печали, так черти накачали, — сказал хозяин, — самим есть нечего, а ещё двоих я не прокормлю». Пошёл Виктор к старосте, собрали собрание. Вернувшись с собрания, Виктор сказал: «Решение такое. Веди свою сестру «на очередь», где закончилась твоя, и пусть она её продолжает. Веди к Суховым. Старики дядя Ваня и тётя Дуня — без детей, добрые люди».
ДОБРЫЙ ДЯДЯ ВАСЯ
Утром другого дня я Оленьку повела к завтраку. Старики очень приветливо её встретили, накормили и стали уговаривать, чтобы она осталась у них жить насовсем — будет для них дочерью, обещали хорошие условия. Оля меня обхватила руками, прижалась, заплакала и стала просить не отдавать её никому и никогда! К Виктору вернулись вдвоём. «Что это за нянька, которая нянчится со своим, а не с моим ребёнком?» Снова собрались на собрание, решать, как же поступить? Слово взял дядя Вася лесник: «Где две сироты (он имел в виду свою внучку), там и третью Бог долю даёт. Пусть обе идут ко мне жить». У дяди Васи тоже ушла нянька вместе с нянькой Виктора, которая у него должна была работать вместо меня — они были подругами. Виктор стал возражать против того, чтобы меня отпустить, но другого выхода не придумали. Так мы с Оленькой перешли к дяде Васе, у которого я нянчила Руфину годом раньше, летом 1942 г. К тому времени тетя Паша жила в своём доме с тётей Дусей Оричевой, а в доме лесника была хозяйкой её дочь Анна — сердитая, раздражительная, мою Оленьку называла «наворотье». Дядя Вася всегда заступался и ругал Анну, если она кого-нибудь из нас обижала. Утром отец с дочерью уходили в поле на работу, а мы оставались втроём. Девочкам исполнилось два и четыре года, они дружно играли вдвоём, я только присматривала. Убирала со стола посуду, мыла, подметала, чистила овощи, приготавливала еду, как и в прошлое лето, сушила и убирала кубиками сено — работы хватало.
С ПОКРОВА ДО ВЕСНЫ
В 1943 году очень активно стали действовать партизаны. Была рельсовая война. Слышно было, как строчили пулемёты, взрывы мин грохотали. Дом лесника — с краю на большаке, рядом с лесом. Партизаны к дому подходили даже днём. Страшно было, а вдруг немцы по большаку поедут? Завяжется бой, и тогда нам «капут». Слава Богу, обходилось благополучно. Один Таисин поклонник стращал: «Когда ты у меня «на очереди», то ко мне приходят партизаны. Я скажу немцам, пускай тебя вздёрнут на виселицу». Я пожаловалась командиру партизан. Он с этим человеком поговорил жёстко, предупредил: если со мной что-то случится, то доносчик ответит своей головой. С Покрова дня до весны, всю зиму, мы с Олей вместе жили «на очереди». Если, бывало, меня кто-то не принимал «на очередь», то эти дни я жила у старосты. У старосты, дяди Пети, была очень сложная ситуация: днём каратели его донимали, ночью — партизаны, всем нужны были лошади, и те, и другие их забирали.
Староста отчитывался, куда делись из деревни лошади. Староста был вдовец, не молодой уже, жил с сыном, моим ровесником, Ваней. Иногда партизанский десант нужно было провести по безопасной местности к железной дороге за 9 км. Тогда дядя Петя обращался ко мне: «Помоги, дочка. Проведи, покажи путь. Только мой Ванька да ты меня выручаете». С партизанами было не так страшно. Но одной ночью в лесу боязно. Рядом в 3-х километрах — немецкая смотровая вышка. Если небо ясное и луна светит, то вся местность как на ладони видна. Однажды старика убили, который шёл из одной деревни в другую калоши клеить. Когда дядя Петя погиб, никто не знал, что с ним случилось. Поздней осенью шёл из гостей с дальней деревни, домой не пришёл. А весной скот выгнали в поле, и старосту, всего склёванного птицами, нашел бык. Назначили нового старосту, молодого, но болезненного. В деревне меня все знали, и я также знала всех. Появились у меня недруги и друзья, с которыми иногда осенью я ходила за ягодами и грибами. Свободы у меня было очень-очень мало, у меня была Оля. От удочерения она отказывалась, просила меня никому её не отдавать. «Бей меня, ругай меня, но только никому не отдавай»! Но за что её было ругать, тем более бить? Она очень хорошо понимала, сознавала, в каком положении мы находимся. Так и оставалась со мной.
Продолжение следует…
